Историю эту я слышал в середине прошлого века, вскоре после войны, от своей мамы в виде страшилки: конфликт, убийство собаки, похищение ребёнка, и «особачивание» его похитителем. В той давней страшилке вместо мальчика фигурировала девочка, и похититель, будучи, видимо, врачом-вредителем, кормил ребёнка специальными препаратами, от которых у того отросла по всему телу собачья шерсть, а не просто одевал на ребёнка собачью шкуру. В театре же представлена современная история с остросоциальными реалиями: конфликт между старым русским, пенсионером, и новым русским, могущественным топ-менеджером крупного медиа-холдинга. Разница в деталях старой и новой версий истории свидетельствует о том, что сюжет этот живёт в социуме в виде мифа, который в разные эпохи обрастает атрибутами своего времени.
Спектакль смотрится с возрастающим по ходу действия интересом: идёт судебное расследование, и каждый новый фигурант, обвиняемый, пострадавшие, свидетели, приносит новую информацию, новый взгляд на случившееся. Актёры играют по законам психологического театра, но помещены при этом словно в некое метапространство памяти, в центральной части которого аквариум (с консервантом живой материи и памяти, формалином), в который проецируются образы памяти персонажей, и эта видеопамять является равноправным участником спектакля. Текст подаётся монологически, в зал, или по вертикали, весь спектакль по сути – это цепочка связанных монологов персонажей. Этим нелинейным небытовым стилем спектакля режиссёром угадана сюрреалистическая природа текстов А.Королёва. Самые пронзительные монологи героев обращены к памяти, каждый вспоминает какую-то историю, как правило, из детства, связанную с собакой, или с кошкой. И в эти мгновения, в этих монологах, проявляется месседж, смысл спектакля – он о человечности, о человеческом в человеке, как это ни странно, но именно в общении с домашним животным, с собакой или кошкой, в человеке проявляется человеческое.
